В изложении Елены Григорьевой

Иллюстрации Ольги Владимировой

В IV веке в Палестине в общине блаженного Силуана Скитского жил некий монах. Когда он выходил из своей кельи, которая располагалась в некотором отдалении от остальных, и встречал кого-нибудь из братии, то, вместо того чтобы поклониться и спокойно пройти мимо, начинал громко смеяться.

Каждый невольно думал: «Отчего он надо мной насмехается? Что я сделал?» Не находя ответа, все монахи решили, что имеют дело с юродивым, и начали его избегать. Только завидят, как спешат перейти на другую тропу, только бы с ним не встретиться. Видели блаженного все реже и реже и постепенно стали о нем забывать.

«Что-то давно не видно нашего брата! – забеспокоился старец Силуан, основатель общины. – Надо бы его проведать, посмотреть, не случилось ли чего».

Подошел Силуан к отдаленной келье и, не постучав, отворил дверь. Что ж он видит? Монах сидит на скамейке, а слева и справа от него стоят две корзинки. Заметив старца, он начал смеяться, но тот остановил его:

– Прекрати смеяться и объясни мне, что происходит.

Но монах снова громко засмеялся. Тут авва Силуан не сдержался и строго сказал ему:

– Ты знаешь, что я кроме субботы и воскресенья из кельи не выхожу. А теперь из-за твоего недостойного поведения пришел к тебе посреди недели!

Тогда юродивый упал перед старцем на колени и сказал:

– Прости меня, отче, я сейчас все объясню. Каждое утро я сажусь на эту скамейку с камушками в руках. Как только появится у меня злой помысел, я кладу камушек в левую корзинку, а если родится добрый – кладу в правую. Вечером я беру обе корзинки и пересчитываю камушки. Если найду их больше в правой корзине, то разрешаю себе вкусить пищи, а если в левой – то не вкушаю. И если утром опять придет ко мне злой помысел, то говорю себе: ты сегодня опять не будешь есть!

«Вот так «дурачок»! – сказал себе старец Силуан. – Да он мудрее и смиреннее всей братии. Мы-то помышляем о себе, что святее нас никого нет, а он мне преподал такой урок».

Устыдился старец, что дурно думал об этом монахе, и в то же время радостно стало у него на сердце! Потому что теперь он узнал, как смирен и добродетелен его брат, да по скромности своей скрывает это от всех, не выставляет напоказ. Монах знал: добрые дела на виду у всех – ничто в глазах Господа.