В Страстной Четверг мы, дети, красили яйца - луковой шелухой, разорванными на мелкие лоскуточки цветными тряпочками и специальными „мраморными" бумажками, покупавшимися в магазинах. А самые искусные раскрашивали их кисточками. Отмывали руки нашатырным спиртом, глаза слезились от крепкого запаха, а пальцы так и оставались разноцветными. Такими разноцветными пальцами держали мы в церкви свечи и книжечки, по которым следили за чтением 12-ти Евангелий и до самого сердца доходили слова о том, как страдал и умер Господь.

А потом несли свечи домой, бумажкой и руками защищая огонек от ветра. Дома зажигали лампадки, а над дверями коптили крестики. Теперь уж недолго оставалось ждать до Светлого Праздника.

Когда мы с братом были маленькие, нас не брали ночью в церковь на пасхальную службу. Мы с ним сами устраивали целую праздничную церемонию дома, о которой, мне кажется, взрослые ничего не знали.

Мы выпрашивали у нашей кухарки маленькие кулич и пасху „для себя", откладывали и несколько яичек из тех, которые мы сами красили. В нашей детской комнате мы накрывали наш столик, а ложась спать, ставили будильник на без десяти минут 12 часов ночи. Помню, как мы выскакивали из кроватей, открывали форточку и, поеживаясь от холода, ждали первого удара колокола. Бом... бом... бом раздавался наконец торжественный звон. Мы с братом становились перед иконой, с горевшей перед ней лампадкой и громко пели „Христос воскресе из мертвых!, потом христосовались и садились за наше угощение.

А на следующий день накрывался большой, красиво украшенный пасхальный стол, съезжались все родственники, все христосовались и дарили друг другу яички: и деревянные, и шоколадные, и каменные, и маленькие красивые яички серебряные, золотые, эмалированные, с колечками, которые девочки прикрепляли к.цепочкам и носили на шее, как ожерелье. Может быть, мы еще мало понимали смысл „праздника праздников", но мы чувствовали его радость.